Встречать их из рейса выходили семьями. Даже те, кто не имел никакого отношения к "китобойке". В порту играл оркестр, приезжали первые лица области.
А как красиво они возвращались! Сама база "Юрий Долгорукий" в Калининград не заходила. Она была слишком велика, осадка — 12 метров, и из-за своих габаритов не вписывалась в повороты канала Балтийск — Калининград. Первые несколько рейсов база стояла на рейде Балтийска. Потом специально для неё углубили дно, и она швартовалась у причала в военной базе. Члены экипажа пересаживались на 15 китобойцев с гарпунными пушками на носу. Из пушек, пока китобойцы шли по каналу, щедро палили холостыми зарядами.
Китобои привозили близким подарки: иностранный алкоголь в красивых бутылках с красивыми этикетками, яркую одежду, косынки, ковры, сверхпопулярную жевательную резинку, сверхмодные болоньевые плащи и многое другое. Например, кукол с открывающимися и закрывающимися глазами.
Китобоям завидовали. Часто это происходило потому что не знали, каким трудом эти косынки и плащи с коврами зарабатывались.

"Вижу фонтан. Начинаю охоту". Это фраза из судового журнала китобойного судна "Совершенный", входившего во флотилию "Юрий Долгорукий". Фонтан — это конденсат, образующийся, когда кит выдыхает горячий воздух, и брызги воды высотой до 12 метров.
Опытный гарпунёр по фонтану мог определить породу кита, а по количеству фонтанов можно примерно определить время, через которое кит вынырнет на поверхность. Но место, где это произойдёт, определить невозможно.
Фонтаны высматривали все члены экипажа, свободные от вахты. Это была обязательная подвахта.

Анатолий Васильевич Мамаев ходил на китобойце механиком. Вначале — на "Скором", потом — на "Совершенном".

Вахта — четыре часа через восемь. В "машине" жара, качка, выхлопные газы, тяжёлая физическая работа, убийственная вибрация и адский шум. Механикам выдавали наушники. В тесной "машине" в них было неудобно. Поэтому механики затыкали себе уши ватой. Вата в ушах механиков стала легендарной.
Ветераны-китобои рассказывают "об одном механике", который часто опаздывал на свои вахты. Его пропесочили на общесудовом собрании, а потом спросили: "Тебе всё понятно?". Пропесоченный вопросительно посмотрел на товарищей, потом хлопнул себя по лбу, вынул вату из ушей и как ни в чём не бывало спросил:

История механика Мамаева — скорее исключение из правил. Поиск фонтанов превратился на китобойцах в спорт, в соревнование "кто больше заметит фонтанов". Итоги соревнования подводились по всей флотилии. Приз — несколько строчек о победителе в газете "Калининградский китобой".
Труднее всего было марсовому — наблюдателю в "бочке" на самом верху мачты. Охота не прекращалась даже в шторма, "бочкового" качало, как на огромном маятнике.
Увидев фонтан, китобоец начинал погоню. Полновластным хозяином положения на судне становился гарпунёр. Ему передавалось управление судном.

Гарпунёр — второй по важности человек на китобойце после капитана. От его меткости и опыта зависело, возьмёт экипаж кита или нет. То есть зависел заработок 31 человека, именно столько насчитывала команда китобойца.
Во время охоты запрещалась любая критика гарпунёра. Даже если гарпунёр не услышит, фразы типа "Чего ты тянешь?!" и "Давай, стреляй!" считались серьёзным нарушением, а не просто проявлением дурного тона. Также во время охоты команда была обязана сохранять максимально возможную тишину, чтобы гарпунёр слышал "бочкового" на самом верху мачты, сообщающего о поведении замеченного кита в микрофон судовой трансляции. "Бочковой" мог увидеть силуэт всплывающего кита на десятиметровой глубине и в пятидесяти метрах от судна.
В китов стреляли гарпуном, на головку которого накручивалась граната. Граната взрывалась в ките. Гранату на головку гарпуна, уже вставленного в ствол пушки, накручивал помощник гарпунёра. Это было опасное занятие даже в тихую погоду, не говоря уже о шторме. Из-за неосторожного движения граната могла взорваться.
Для выстрела китобоец должен был выйти на параллельный курс с китом, чуть сзади. Гарпунёр метил в левый бок кита, ниже плавника. Если гарпун попадал в могучую спину или ближе к хвосту, то часто случался рикошет. И тогда на китобойце раздавалась команда "Ложись!" — детонатор на гранате уже пришёл в действие, и никто не знал, куда полетят осколки.

Погоня за китом могла длиться несколько часов. Если после нескольких часов погони китобоец наконец-то выходил на "линию огня", но гарпунёр промахивался, то всё начиналось с начала. Помешать гарпунёру взять кита могло всё что угодно. Налетевший порыв ветра, ударившая в скулу судна волна, плохое настроение и так далее. В судовом журнале "Совершенного", ныне хранящемся в Государственном архиве Калининградской области, я насчитал четыре короткие записи за один день, идущих одна за другой: "Обнаружили фонтан. Начали охоту. Выстрел. Промах".
Информация о взятых китах, их весе, количестве и так далее являлась государственной тайной. Радисты китобойцев эти данные передавали на базу секретным шифром, меняющимся два раза в день.

Киты не были лёгкой добычей. Попасть в кита ещё не значило его взять. Кит вертелся, уходил на глубину и, уже загарпуненный, тащил судно, как на буксире. А ещё киты атаковали китобойцев, сражаясь до последнего.

Олег Максимов в своём "Дневнике китобоя" (издательство "Живём", Калининград) пишет:

Синий кит может достигать веса до 120 тонн, и если верить "Википедии", он развивает скорость до 33 километров в час. Атакуя, киты шли на шум винтов. Это одно из самых уязвимых мест китобойца. Потерять ход среди айсбергов — ещё то приключение.
Особенно опасны были в этом отношении кашалоты. Особенно те, которым не достался китовый "гарем". Кашалоты весили 50 тонн и обладали массивной и крепкой головой.
Киты быстро учились. Один раз выжив при контакте с китобойцем, они уже понимали, что от этой плавающей железной штуки ничего хорошего ждать не стоит. Например, раненый, но ушедший с линя кит. Взять такого "учёного" было очень трудно. Они не подпускали к себе. Китобои таких китов называли "профессорами". С такими связываться — только время терять, но пока поймёшь, кто перед тобой...

Анатолий Мамаев ходил на "Скором" вместе с легендарным гарпунёром Борисом Молодцовым. Кавалер Ордена Ленина, Молодцов был одним из лучших гарпунёров Советского Союза. О нём писали в газетах и показывали в новостях. Душа компании, любитель "подначить", иногда очень жёстко, Молодцов переживал, если за день брал меньше трёх китов. Но были дни, когда "глаз сбивался". И тогда гарпунёр закрывался в своей каюте и даже к ужину из неё не выходил.
В свой последний рейс Молодцов идти не хотел. Он был в годичном отпуске. К тому же не зажила травма на ноге. На Молодцова надавило начальство. Он ушёл в рейс.
На промысле загарпуненный им кит хитро нырнул под китобоец так, что линь гарпуна перетёрся о киль судна. Концом лопнувшего линя Молодцова сбило с ног, он ударился головой о фундамент пушки. Гарпунёр умер на месте.

На китобойцах флагман флотилии, китобойную базу "Юрий Долгорукий", называли мамой. Построенный в двадцатых годах двадцатого века немецкий пассажирский "Гамбург" в пятидесятом передали Советскому Союзу и переделали в китобазу. Это был плавающий завод по переработке китов. В цехах в специальных котлах выпаривали китовый жир, производили рыбную муку, из головных пазух кашалотов добывали спермацет — вещество, используемое в парфюмерной и фармацевтической промышленности. А ещё для парфюмерии из китов добывали амбру — наросты в китовых кишечниках. Китов разделывали прямо на палубе. Запах при этом стоял ужасный. Леонид Тюленев, ходивший на "Юрии Долгоруком" вторым механиком, рассказывает, что во время разделки китов на палубе подошедшие китобойцы запрашивали разрешения пришвартоваться к базе с подветренной стороны. От запаха даже бывалые моряки "травили за борт".
Если не считать запаха, условия для команды на "маме" были куда как комфортабельней, чем на маленьких китобойцах отечественной постройки. итобои вспоминают отделанные красным деревом каюты и деревянные, опять же из красного дерева, двери с витражами на китобазе.

А ещё на базе выпускалась типографским способом газета "Калининградский китобой", для чего в штате была должность редактора газеты.
Рабочие на базе работали 12 часов, после чего 12 часов отдыхали. Если не было авралов и партийных собраний. Как шутили моряки тех лет, если надвигается шторм, значит, обязательно будет партийное собрание на тему "Шторм и задачи коммунистов".
Анатолий Мамаев считает, что шутка про "Шторм и задачи коммунистов" появилась ещё во времена первых сельдяных экспедиций в Атлантику в конце сороковых — начале пятидесятых. Тогда калининградские моряки, получившие штормовое предупреждение, нередко ловили по радио сообщение своих иностранных коллег на ломаном русском: "Рюсский! Собирай своё комосомольское собрание, чтоб шторм прекратился!".

Заход в иностранный порт — праздник. К "берегу" тщательно готовились. Механик "Совершенного" Анатолий Мамаев рассказывает, что заранее составлялись "тройки" — группы из трёх человек, в составе которых советские моряки и должны были перемещаться на иностранном "берегу". В каждой "тройке" назначался старший — кто-нибудь из командного состава или член партии. В первых рейсах моряки сходили на берег в костюмах и рубашках с галстуками. Потом уже разрешали "берег" и в менее официальной одежде.
На берегу случалось разное. Леонид Тюленев рассказывает о грандиозной драке китобоев с немецкими военными моряками в Антверпене.

Анатолий Мамаев вспоминает другой, не такой резонансный, но очень драматичный случай, произошедший в уругвайском Монтевидео:

"...В Монтевидео нас встречали радостно. Там было много русских, оказавшихся в Уругвае после Гражданской войны. Они искали с нами общения, истосковались по русской речи. Радовались, когда мы угощали их папиросами. Особенно ценился "Казбек". А если мы их угощали чёрным хлебом и селёдкой, то они радовались, как дети...
Как-то к нам в Монтевидео подошёл пожилой человек, он говорил на русском. Обещал показать магазины, в которых подарки можно было купить подешевле. Мы согласились. Пришли в один. Наш проводник говорит: "Пойдёмте отсюда, здесь дорого". Вышли. А владелец магазинчика, поляк, бежит за нами и кричит, указывая на нашего гида: "Не ходите с ним, он белогвардеец!".
Разговорились мы с гидом. Он у Колчака воевал. Как 18 ему исполнилось, так его и призвали. А потом — Маньчжурия, Китай, Уругвай. Мы ему говорим: "У нас сейчас оттепель, возвращайся". А он: "У меня здесь семья, пенсию платят... Поздно уже...".

Визиты калининградских китобоев на территорию иностранных государств не всегда проходили политически выдержанно. Анатолий Мамаев рассказывает, что как-то его "Скорый" проходил мимо одного из Фолклендских островов. На острове разглядели колонию пингвинов. У одного из членов команды родилась идея: наловить пингвинов и наделать из них чучел. А что? Отличный сувенир. Команда уговорила капитана спустить шлюпку. Капитан нехотя согласился. Пингвины были не в восторге. Они убегали и щипались. Тем не менее китобои набрали полную шлюпку пингвинов в мешках. Пингвинам повезло. Перед отплытием китобои заметили кое-что более интересное. Овцы. Пингвинов из мешков выпустили, и с большим трудом "пираты" загрузили в шлюпку чьих-то овец, щипавших траву на свободном выпасе.
Китобои с овцами в шлюпке с трудом преодолели прибой, когда заметили человека, бежавшего по берегу и махавшего руками. "Пираты" хотели уйти к судну побыстрее, решив, что человек на берегу — хозяин овец. Китобои налегли на рычаги. К счастью, моряки вовремя услышали, что человек на берегу прекрасно владеет русским языком. Особенно матерным. В пылу "охоты на овец" они забыли своего. Возвращаться через мощные волны прибоя шлюпке было очень трудно, все промокли и устали. Поэтому отставший товарищ добирался до шлюпки вплавь в очень холодной воде. А что ему ещё оставалось делать?

Другим праздником была победа в социалистическом соревновании. В разное время использовались разные схемы организации охоты. Но вскоре всех добытых китов стали делить на всех китобойцев. Но моральное стимулирование осталось. Победитель определялся и за месяц, и в целом за весь рейс. Победителю, набившему за месяц больше всех китов, с базы передавалась "корзина": торт и фрукты на всю команду. Ну и коньяк.
Места, занятые экипажами китобойцев в рейсовом социалистическом соревновании, определяли и место китобойца в колонне при проходе по каналу Балтийск — Калининград.
Но самым главным праздником для всех членов флотилии был... разбор фальш-палубы на базе. Перед каждым рейсом из толстых дубовых досок на палубе "Юрия Долгорукого" делали новый настил. На нём разделывали добытых китов. Палуба быстро покрывалась скользким слоем жира и крови. Раздельщики китов ходили только в сапогах, подбитых шипами. Иначе они бы не смогли стоять на палубе. Не говоря уже о том, чтобы работать. И когда этот дубовый настил с палубы убирали, это означало, что китов больше бить не будут. Флотилия идёт домой. И это был самый большой праздник.
Иногда, когда флотилия уже выполнила план, из Калининграда приходила срочная радиограмма. Обком партии, или горком, или ещё кто-то из начальства просил поработать ещё немного, чтобы отчитаться о перевыполнении плана. Но уставшие команды китобойцев мыслями уже были дома. Перспектива задержаться в Антарктике "ещё немного" никому не улыбалась. И тогда, с молчаливого одобрения капитанов, на китобойцах "переставали" видеть фонтаны. "Не видим фонтанов" — передавали китобойцы на базу. На базе начинали ругаться: "Как так?! Мы видим, а вы нет?!". Ругань не помогала. Китобойцы упорно продолжали "не видеть".
И тогда на базе начинали снимать фальш-палубу. Флотилия шла домой.

Анатолий Мамаев — человек советской закалки. Он далёк от мистики и прочего потустороннего — загадочного. Но рассказывая о том, что чувствовали моряки, когда шли домой, он отмечает, что положительными эмоциями было заряжено всё. Даже механизмы.

От Гибралтара до Калининграда переход занимал пять суток. На этом отрезке пути домой китобойцы устраивали гонки. Маленькие китобойцы проскакивали в Балтийское море проливом Зунд между Швецией и Данией. Китобаза в Зунде не помещалась. Осадка не пускала. "Юрий Долгорукий" проходил через Большой Бельт. Это дольше. Китобойцы приходили в Балтийск раньше базы, но оставались на рейде, пока к ним не присоединялся "Юрий Долгорукий". И только тогда китобойцы, выстроившись в колонну в соответствии с занятым местом в рейсовом социалистическом соревновании, заходили в Индустриальную гавань порта Калининград.
"А на берегу что творилось! — вспоминает Мамаев. — Приходилось оцепление выставлять, столько народу было. У меня для встречи с родными и близкими всегда была припасена бутылка рома. А продолжение — уже дома, где был накрыт стол".

Анатолий Мамаев утверждает, что эта легенда родилась задолго до "китобойки", во времена тех же первых сельдяных экспедиций в Атлантику в конце сороковых: "Тогда люди на подвиг уходили. Суда были малооборудованы, спасательных судов не было. Они получали по тем временам очень хорошие деньги. И среди них были хохмачи, которые позволяли себе...".
Через день-другой после возвращения китобои шли в рестораны. У каждой компании — своя точка. Официанты ждали возвращения "своих" китобоев, как родных.
Китобоев всегда узнавали в городе. Одежда у них была вся иностранная, яркая. Даже носки. Особенно популярны среди китобоев были "синие брюки". Нет, не джинсы. "Синие брюки" покупали в Монтевидео. Сшитые из лёгкой синтетической ткани, даже после сильного дождя они сохраняли безупречные стрелки.

В 1975 году китобойную флотилию "Юрий Долгорукий" расформировали. СССР присоединился к международной конвенции о запрете добычи китов. Их стало слишком мало. А некоторые виды оказались на грани исчезновения.
Саму базу отправили на слом, а несколько китобойцев оказались в африканских странах, где их переоборудовали под корабли береговой охраны.
В промышленных масштабах сегодня китов бьют японцы в нарушение международных договорённостей. Небольшими партиями (по сравнению с тем, что было до 1975 года) китов бьют американцы, норвежцы, исландцы, канадцы. Разрешён промысел китов представителям некоторых северных народов России и Америки. Для них добыча китов — древняя национальная традиция. Киты составляют важную часть рациона чукчей, например.

Не жалко ли было бить китов? В последнее время этот вопрос часто слышат ветераны легендарной калининградской "китобойки". Я позволил себе задать его Анатолию Мамаеву.
Вместо ответа он спросил, не жалко ли мне телят, коров, цыплят, кроликов, свинок, оленей, рыбу и других животных, которых мы массово убиваем сегодня. И добавил: "Мы много позволяем себе вещей...".
Китобои жили в том, другом времени, когда их тяжёлая работа была нужна их стране. Насколько морально задавать такие вопросы с высоты нашего времени, когда столько поменялось и вокруг нас, и в наших головах?
Кстати, телят, цыплят и многих других животных мне жалко. Но это не мешает мне их есть. А вам?